ДЕНЬ ПЕРВЫЙ:
ВСТРЕЧА С КОМАНДОЙ И ЯЗЫК
11:00 прилёт в Джакарту – 15:00 первый обед с командой и закупы в дорогу – 20:30 ужин –22:00 заехали в гостиницу и начали проверять технику – 00:30 отбой в Cibuni Rengganis Crater на Западной Яве
Мы прилетаем в Джакарту утром — и в аэропорту встречаемся с нашим гидом Дидотом, звукачом и двумя актрисами.
— Привет, привет, селамат сианг! Я Оля, это Саша, — представляемся мы двум молодым девчонкам. Они выглядят слегка ошеломлёнными.
— Я Амелия, я Ниса, — представляются они. Гадаю, отчего они выглядят такими удивлёнными.
— Честно говоря, мы были уверены, что это скам, — вырывается из Нисы, самой непосредственной из них, пока мы помогаем загружать вещи в минибус.
Все хохочем. Я их понимаю — в съёмки водных ритуалов на Яве и правда сложно поверить.
Мы сразу отправляемся вон из Джакарты, одного из самых крупных городов в мире — 11 миллионов человек! Выехать из Джакарты — часа три, а до точки нашего ночлега на Западной Яве — ещё четыре. Ява огромная, и за четыре дня мы накатаем по ней что-то около тысячи километров. Заодно и густонаселённая: 150 миллионов человек, половина жителей Индонезии, живёт тут.
— Привет, привет, селамат сианг! Я Оля, это Саша, — представляемся мы двум молодым девчонкам. Они выглядят слегка ошеломлёнными.
— Я Амелия, я Ниса, — представляются они. Гадаю, отчего они выглядят такими удивлёнными.
— Честно говоря, мы были уверены, что это скам, — вырывается из Нисы, самой непосредственной из них, пока мы помогаем загружать вещи в минибус.
Все хохочем. Я их понимаю — в съёмки водных ритуалов на Яве и правда сложно поверить.
Мы сразу отправляемся вон из Джакарты, одного из самых крупных городов в мире — 11 миллионов человек! Выехать из Джакарты — часа три, а до точки нашего ночлега на Западной Яве — ещё четыре. Ява огромная, и за четыре дня мы накатаем по ней что-то около тысячи километров. Заодно и густонаселённая: 150 миллионов человек, половина жителей Индонезии, живёт тут.
А ещё это потрясающе простой язык: здесь нет времён, полное здесь-и-сейчас.
Что я знаю про Яву?
Немного. Я обычно стараюсь найти книги-проводники по стране или местности, и в случае Индонезии такой для меня стала Ring of Fire. Братья-британцы Лоуренс и Лорн Блэр в 1972 году поехали без плана, знания индонезийского и с тяжёлыми плёночными камерами снимать кино. Они хотели заснять страну «живых королей и королев, драконов и пиратов, каннибалов и охотников за головами, мистиков и волшебников». Несколько месяцев они провели на корабле с пиратами, прошли сотни миль через не особо проходимые джунгли Борнео к племенам, подружились с каннибалами, которые съели сына Рокфеллера, и так далее. На Бали я случайно попала на встречу с Блэром — дедушке, благо что 80+, он очень бодр — и теперь храню бумажную копию книги с подписью автора.
Благодаря им я узнала, что Индонезия — это more than meets the eye. Больше и интереснее, чем кажется на первый взгляд. Бывают культуры или страны, которые сразу шокируют, выделяются, культуры, с которыми есть какие-то ассоциации. С Индонезией в целом и с Явой в частности такого нет: мягкий микс всего без ярких акцентов. Поэтому даже достойного трэвел-контента на Ютубе всё ещё довольно мало.
Внятный портрет этого острова у меня вырисуется за неделю плотного общения с нашей командой. Которая, кстати, сама по себе срез индонезийского общества.
Девушки явно из состоятельных семей: об этом говорит их чудесный английский и тот факт, что они учатся в одном из самых престижных университетов страны. Несмотря на то, что они мусульманки, как и вся команда, они не покрывают голову. Наш гид — из семьи музыканта и преподавательницы в университете. Его родословная доходит аж до семьи принцев Джокьякарты, культурной столицы Индонезии, XVII века. Наш звукач родился в одной из многочисленных трущоб Джакарты, где вместо реки — свалка мусора. Нашего водителя зовут Индра, это один из главных богов в индуизме — так сходу родилась шутка, что он будет ответственен за то, чтобы во время съёмок не было дождей. В мирской жизни Индра — инженер, который иногда помогает своему другу Дидоту в туристических делах.
Немного. Я обычно стараюсь найти книги-проводники по стране или местности, и в случае Индонезии такой для меня стала Ring of Fire. Братья-британцы Лоуренс и Лорн Блэр в 1972 году поехали без плана, знания индонезийского и с тяжёлыми плёночными камерами снимать кино. Они хотели заснять страну «живых королей и королев, драконов и пиратов, каннибалов и охотников за головами, мистиков и волшебников». Несколько месяцев они провели на корабле с пиратами, прошли сотни миль через не особо проходимые джунгли Борнео к племенам, подружились с каннибалами, которые съели сына Рокфеллера, и так далее. На Бали я случайно попала на встречу с Блэром — дедушке, благо что 80+, он очень бодр — и теперь храню бумажную копию книги с подписью автора.
Благодаря им я узнала, что Индонезия — это more than meets the eye. Больше и интереснее, чем кажется на первый взгляд. Бывают культуры или страны, которые сразу шокируют, выделяются, культуры, с которыми есть какие-то ассоциации. С Индонезией в целом и с Явой в частности такого нет: мягкий микс всего без ярких акцентов. Поэтому даже достойного трэвел-контента на Ютубе всё ещё довольно мало.
Внятный портрет этого острова у меня вырисуется за неделю плотного общения с нашей командой. Которая, кстати, сама по себе срез индонезийского общества.
Девушки явно из состоятельных семей: об этом говорит их чудесный английский и тот факт, что они учатся в одном из самых престижных университетов страны. Несмотря на то, что они мусульманки, как и вся команда, они не покрывают голову. Наш гид — из семьи музыканта и преподавательницы в университете. Его родословная доходит аж до семьи принцев Джокьякарты, культурной столицы Индонезии, XVII века. Наш звукач родился в одной из многочисленных трущоб Джакарты, где вместо реки — свалка мусора. Нашего водителя зовут Индра, это один из главных богов в индуизме — так сходу родилась шутка, что он будет ответственен за то, чтобы во время съёмок не было дождей. В мирской жизни Индра — инженер, который иногда помогает своему другу Дидоту в туристических делах.
Нашего водителя зовут Индра, это один из главных богов в индуизме — так сходу родилась шутка про то, что он будет ответственен за то, чтобы во время съёмок не было дождей.
Что меня поразило — вся команда с ходу супер между собой ладит. Несмотря на разницу происхождения и социального бэкграунда, они всё время болтают и смеются. Я не понимаю индонезийский, но понимаю, что это искренне. И это наблюдение, которое будет постоянно подтверждаться: общее дружелюбие индонезийцев по отношению друг к другу. Наша команда будет запросто болтать со всеми: туристами, продавцами лапши, хозяевами отелей и просто случайными встречными.
Культура бесконечного смолтока.
И один из факторов, который делает возможным такое положение вещей, — Bahasa Indonesia, индонезийский язык. Это прямой наследник малайского, который использовали в торговле ещё до обретения Индонезией государственности и независимости. В Индонезии 13 тысяч островов, 700 народностей, и когда встал вопрос о том, какой же язык сделать государственным, выбрали не яванский, хотя яванцев большинство, а более нейтральный малайский, чтобы не было политического перевеса у самой большой этнической группы.
А ещё это потрясающе простой язык: здесь нет времён, полное здесь-и-сейчас. Время обозначается наречиями: вчера, сегодня, завтра. Нет падежей. И за счёт этого его легко выучить даже иностранцу. Представляете, какой это может быть билетик в огромную культуру?
...Тем временем бесконечные унылые пригороды Джакарты заканчиваются, и за окном красивеет: широкая четырёхполосная трасса теперь идёт через равнину, поросшую тропическим лесом. Равнина постепенно переходит в холмы, холмы — в горы. Гряды с высокими пиками расположены в несколько рядов, оттого получается такой градиент, от тёмного к светлому. Пространство — широчайшее.
И один из факторов, который делает возможным такое положение вещей, — Bahasa Indonesia, индонезийский язык. Это прямой наследник малайского, который использовали в торговле ещё до обретения Индонезией государственности и независимости. В Индонезии 13 тысяч островов, 700 народностей, и когда встал вопрос о том, какой же язык сделать государственным, выбрали не яванский, хотя яванцев большинство, а более нейтральный малайский, чтобы не было политического перевеса у самой большой этнической группы.
А ещё это потрясающе простой язык: здесь нет времён, полное здесь-и-сейчас. Время обозначается наречиями: вчера, сегодня, завтра. Нет падежей. И за счёт этого его легко выучить даже иностранцу. Представляете, какой это может быть билетик в огромную культуру?
...Тем временем бесконечные унылые пригороды Джакарты заканчиваются, и за окном красивеет: широкая четырёхполосная трасса теперь идёт через равнину, поросшую тропическим лесом. Равнина постепенно переходит в холмы, холмы — в горы. Гряды с высокими пиками расположены в несколько рядов, оттого получается такой градиент, от тёмного к светлому. Пространство — широчайшее.
А ещё это потрясающе простой язык: здесь нет времён, полное здесь-и-сейчас.
Хочется выдохнуть и смотреть кино за окном.
Мы движемся на запад, к кратеру одного из многочисленных потухших вулканов. Постепенно набираем высоту: дорога становится уже, деревушки жмутся всё ближе к ней, а после и вовсе начинается серпантин. Заметно похолодало — мы сейчас на высоте 2400 метров над уровнем моря. Уже в полной темноте мы подбираемся к отелю в горах поблизости от нашей первой локации. Перед заселением ужинаем в придорожном кафе: я рассчитывала начать удивляться еде, но нас ждёт лапша быстрого приготовления с разными добавками. Как нам объяснят, это кулинарная скрепа — тут даже чипсы со вкусом instant noodles! Как будто я вернулась в своё детство в 90-х, когда «Роллтон» — это было круто.
Поужинав, мы отправляемся в отель. Все отели бронил Дидот исходя из бюджета. Это первая проверка совместимости наших вкусов.
Отель явно давно не видел туристов — его открыли специально для нас. Два этажа, тонкие деревянные стены, такой пыльный придорожный скворечник около огородов. «На одну ночь, в принципе, норм», — думаю я, захожу в комнату кинуть вещи, включаю свет — и вижу огромного таракана. Он даже не шелохнулся: главный тут явно он. Спать c Cашей решаем в одежде — во-первых, холодно, во-вторых, негигиенично. Туалет такой, что я вспоминаю своё время в Индии. Больше всего я переживаю за наших юных девчонок: видно, что они с опаской осматриваются, но не говорят ни слова упрёка.
Команда заканчивает проверять технику и обсуждать план на завтра глубоко за полночь. Спать осталось часа четыре — в принципе, больше мы и не будем всю следующую неделю.
Завтра начинается большой эксперимент.
Мы движемся на запад, к кратеру одного из многочисленных потухших вулканов. Постепенно набираем высоту: дорога становится уже, деревушки жмутся всё ближе к ней, а после и вовсе начинается серпантин. Заметно похолодало — мы сейчас на высоте 2400 метров над уровнем моря. Уже в полной темноте мы подбираемся к отелю в горах поблизости от нашей первой локации. Перед заселением ужинаем в придорожном кафе: я рассчитывала начать удивляться еде, но нас ждёт лапша быстрого приготовления с разными добавками. Как нам объяснят, это кулинарная скрепа — тут даже чипсы со вкусом instant noodles! Как будто я вернулась в своё детство в 90-х, когда «Роллтон» — это было круто.
Поужинав, мы отправляемся в отель. Все отели бронил Дидот исходя из бюджета. Это первая проверка совместимости наших вкусов.
Отель явно давно не видел туристов — его открыли специально для нас. Два этажа, тонкие деревянные стены, такой пыльный придорожный скворечник около огородов. «На одну ночь, в принципе, норм», — думаю я, захожу в комнату кинуть вещи, включаю свет — и вижу огромного таракана. Он даже не шелохнулся: главный тут явно он. Спать c Cашей решаем в одежде — во-первых, холодно, во-вторых, негигиенично. Туалет такой, что я вспоминаю своё время в Индии. Больше всего я переживаю за наших юных девчонок: видно, что они с опаской осматриваются, но не говорят ни слова упрёка.
Команда заканчивает проверять технику и обсуждать план на завтра глубоко за полночь. Спать осталось часа четыре — в принципе, больше мы и не будем всю следующую неделю.
Завтра начинается большой эксперимент.
«На одну ночь в принципе норм», — думаю я, захожу в комнату кинуть вещи, включаю свет — и вижу огромного таракана. Он даже не шелохнулся: главный тут явно он.
ДЕНЬ ВТОРОЙ:
ПЕРВЫЙ СЪЁМОЧНЫЙ И ВУЛКАНЫ
05:00 подъём – 07:00 на локации – 10:00 закончили съёмки и отправились в дорогу (400 км) – 20:00 прибыли в Dieng Kulong area
Мы встаём до рассвета, чтобы успеть на локацию до того, как будет лучший свет. Холодно, сыро, сонно.
Мы едем к первой локации по серпантину в тумане, через который проступают зелёные холмы с чайными плантациями. На Яве чай начали выращивать в XIX веке благодаря голландцам, и такие высокогорные влажные районы — идеальная среда для некоторых сортов чая. Парковка, на которую мы приехали, тоже в тумане.
Как будто весь мир в огромном облаке, и оттого ощущение дереализации только усиливается. Мокрой тропкой мимо огромных рододендронов мы спускаемся в ущелье по направлению к локации. На одном из поворотов среди деревьев нам открывается она — сонная долина с гейзерами и горячими источниками в кратере древнего вулкана.
К удивлению, в шесть утра нас уже встречает кто-то вроде смотрителя этого места — Дидот, золотко наше, договорился с ним заранее. Смотритель вообще не говорит по-английски, поэтому мы довольствуемся переводом. Разгружаем технику, Саша снимает общие кадры, обсуждает план действий со звукарём и дронщиком, и ребята медленно начинают обходить место со смотрителем.
А я в это время рассматриваю долину в клубах пара — слегка попахивает серой — и думаю про вулканы.
Мы едем к первой локации по серпантину в тумане, через который проступают зелёные холмы с чайными плантациями. На Яве чай начали выращивать в XIX веке благодаря голландцам, и такие высокогорные влажные районы — идеальная среда для некоторых сортов чая. Парковка, на которую мы приехали, тоже в тумане.
Как будто весь мир в огромном облаке, и оттого ощущение дереализации только усиливается. Мокрой тропкой мимо огромных рододендронов мы спускаемся в ущелье по направлению к локации. На одном из поворотов среди деревьев нам открывается она — сонная долина с гейзерами и горячими источниками в кратере древнего вулкана.
К удивлению, в шесть утра нас уже встречает кто-то вроде смотрителя этого места — Дидот, золотко наше, договорился с ним заранее. Смотритель вообще не говорит по-английски, поэтому мы довольствуемся переводом. Разгружаем технику, Саша снимает общие кадры, обсуждает план действий со звукарём и дронщиком, и ребята медленно начинают обходить место со смотрителем.
А я в это время рассматриваю долину в клубах пара — слегка попахивает серой — и думаю про вулканы.
А ещё это потрясающе простой язык: здесь нет времён, полное здесь-и-сейчас.
Мы сейчас находимся в сердце Кольца Огня — цепочки сейсмически и вулканически активных зон вокруг Тихого океана. Таких мест на Земле, где неровно наложенные друг на друга швы тектонических плит образуют вулканы, несколько. Но Кольцо Огня — особенное. Здесь находится около 75% активных вулканов Земли и происходит 90% землетрясений.
Ява — центр Кольца Огня. Тут около 120 вулканов, причём 30 из них действующие. Стихия всегда тут, всегда рядом, готовая в любой момент закровоточить. Вулканам до сих пор приносят жертвоприношения. Но они же и причина того, почему Ява — один из самых густонаселённых островов мира: вулканический пепел и лава богаты минералами, что обеспечивает отличную почву для сельского хозяйства.
Клубы пара постепенно рассеиваются, и становится видна природа бурной красоты — оттенков зелени больше, чем может различить мой глаз городской жительницы. Теплеет настолько, что девчонки переодеваются в сплошные чёрные купальники и погружаются в горячие источники. В древнем кратере находится несколько природных бассейнов с разной температурой воды, где можно купаться или принимать лечебные грязевые ванны. А ещё это, конечно, святое место. Здесь пересекаются все религии: местная мусульманская община до сих пор проводит тут свои ритуалы, и даже балийские паломники сюда приезжают, особенно перед Ньепи, балийским Новым годом.
Ближе к 10 утра появляются первые туристы, но мы уже закончили. Перекусив угадайте чем? — правильно, лапшой быстрого приготовления, — мы движемся дальше.
В дороге мы проведём около 10 часов, потому сейчас будет краткий экскурс в историю Явы.
Ява — центр Кольца Огня. Тут около 120 вулканов, причём 30 из них действующие. Стихия всегда тут, всегда рядом, готовая в любой момент закровоточить. Вулканам до сих пор приносят жертвоприношения. Но они же и причина того, почему Ява — один из самых густонаселённых островов мира: вулканический пепел и лава богаты минералами, что обеспечивает отличную почву для сельского хозяйства.
Клубы пара постепенно рассеиваются, и становится видна природа бурной красоты — оттенков зелени больше, чем может различить мой глаз городской жительницы. Теплеет настолько, что девчонки переодеваются в сплошные чёрные купальники и погружаются в горячие источники. В древнем кратере находится несколько природных бассейнов с разной температурой воды, где можно купаться или принимать лечебные грязевые ванны. А ещё это, конечно, святое место. Здесь пересекаются все религии: местная мусульманская община до сих пор проводит тут свои ритуалы, и даже балийские паломники сюда приезжают, особенно перед Ньепи, балийским Новым годом.
Ближе к 10 утра появляются первые туристы, но мы уже закончили. Перекусив угадайте чем? — правильно, лапшой быстрого приготовления, — мы движемся дальше.
В дороге мы проведём около 10 часов, потому сейчас будет краткий экскурс в историю Явы.
Итак, наша база — вулканы. Благодаря им, а также влажному экваториальному климату тут отличная почва для риса. Рис — ужасно трудоёмкая культура, требующая работы целой группы людей, общины. Раз надо быть в общине и правила блюсти, приходится ограничивать свои эмоциональные проявления. Яванцы всегда безупречно дружелюбные, как и балийцы, но не потому, что у них нет проблем. А потому, что это норма этикета. Эмоции — слабость, а не сила.
В XV веке начал проникать ислам, который в XVII веке окончательно утвердился как главная религия. При этом суровая религия аскетичных аравийских пустынь в тропиках чуть-чуть подобрела. Отчасти это связано с тем, что индонезийцы приняли ислам как бы из вторых рук. Он уже был смягчён и приглажен в Индии, поэтому заметно утратил свою непримиримость к другим вероучениям. И женщины тут не знали чадры, а танец остался одним из главных искусств.
Одной из книжек про Индонезию, которые я прочитала, были «Изумрудное оперенье Гаруды» Станислава Бычкова, который в советское время работал там журналистом. Рекомендовать целиком я её не могу, потому что она пропитана советской пропагандой, но вот историческая часть там довольно подробная. Цитата оттуда:
«Народ принимал новую веру, надо полагать, охотно. В отличие от мудрёных индуизма или буддизма с их множеством богов, сложными, полумистическими ритуалами, многочисленной братией мздоимствующих священнослужителей она была предельно проста: веруй в одного Аллаха, общайся с ним в любое время, где угодно, без посредничества третьих лиц. Самый нищий крестьянин получил равную с самим государем возможность пять раз в день обращаться к богу. Для простых смертных ислам стал откровением».
Вот так и жили острова, пока в XVII века сюда не приплыли голландцы. Сначала за специями, затем — за разными сельскохозяйственными культурами, а в XX веке уже нашли нефть и кучу полезных ископаемых. Так что голландцы не особо хотели уходить — независимость индонезийцы отвоёвывали кровью на протяжении трёх лет и получили её только в 1947.
В XV веке начал проникать ислам, который в XVII веке окончательно утвердился как главная религия. При этом суровая религия аскетичных аравийских пустынь в тропиках чуть-чуть подобрела. Отчасти это связано с тем, что индонезийцы приняли ислам как бы из вторых рук. Он уже был смягчён и приглажен в Индии, поэтому заметно утратил свою непримиримость к другим вероучениям. И женщины тут не знали чадры, а танец остался одним из главных искусств.
Одной из книжек про Индонезию, которые я прочитала, были «Изумрудное оперенье Гаруды» Станислава Бычкова, который в советское время работал там журналистом. Рекомендовать целиком я её не могу, потому что она пропитана советской пропагандой, но вот историческая часть там довольно подробная. Цитата оттуда:
«Народ принимал новую веру, надо полагать, охотно. В отличие от мудрёных индуизма или буддизма с их множеством богов, сложными, полумистическими ритуалами, многочисленной братией мздоимствующих священнослужителей она была предельно проста: веруй в одного Аллаха, общайся с ним в любое время, где угодно, без посредничества третьих лиц. Самый нищий крестьянин получил равную с самим государем возможность пять раз в день обращаться к богу. Для простых смертных ислам стал откровением».
Вот так и жили острова, пока в XVII века сюда не приплыли голландцы. Сначала за специями, затем — за разными сельскохозяйственными культурами, а в XX веке уже нашли нефть и кучу полезных ископаемых. Так что голландцы не особо хотели уходить — независимость индонезийцы отвоёвывали кровью на протяжении трёх лет и получили её только в 1947.
Рисоводческая община не предполагает строгой иерархии — всем спину гнуть более-менее одинаково.
Мусульманскость Явы проявляется в бытовых деталях. Например, вот мы останавливаемся на обочине, чтобы купить клубнику. Я выхожу вместе с нашим гидом, чтобы рассчитаться, когда мы возвращаемся в машину, Дидот аккуратно мне говорит: «Постарайся больше не давать деньги левой рукой». Осечка новичка! А ещё здесь не в чести туалетная бумага, про что я вспомнила на первом же пит-стопе за пределами Джакарты.
А ещё всё очень сладкое на вкус.
Мы остановились на обед в месте с несколькими ресторанчиками и кофешопами. К тому моменту на кофе я уже плотно сидела дня четыре, считая с последних дней препродакшна, и решила разнообразить свой рацион матчей. Только с ней было что-то не то.
— Попробуй, — протягиваю Саше. — Мне кажется или она сладкая?
— Да, очень сладкая, — морщится Саша.
— Это не японская матча, к которой вы привыкли, — вмешиваются девчонки. — Наша с сахаром.
То количество сахара, которое здесь добавляют в блюда, поразительно. Причём речь не только о десертах: рыба и мясо тоже в сладко-острых соусах. Кое-как запиваю свой обед водой, и располагаюсь в самом конце бусика — смотреть фильм Вернера Херцога про вулканы «В самое пекло». Он ещё сыграет свою роль в нашей поездке.
Впереди ещё несколько часов дороги.
А ещё всё очень сладкое на вкус.
Мы остановились на обед в месте с несколькими ресторанчиками и кофешопами. К тому моменту на кофе я уже плотно сидела дня четыре, считая с последних дней препродакшна, и решила разнообразить свой рацион матчей. Только с ней было что-то не то.
— Попробуй, — протягиваю Саше. — Мне кажется или она сладкая?
— Да, очень сладкая, — морщится Саша.
— Это не японская матча, к которой вы привыкли, — вмешиваются девчонки. — Наша с сахаром.
То количество сахара, которое здесь добавляют в блюда, поразительно. Причём речь не только о десертах: рыба и мясо тоже в сладко-острых соусах. Кое-как запиваю свой обед водой, и располагаюсь в самом конце бусика — смотреть фильм Вернера Херцога про вулканы «В самое пекло». Он ещё сыграет свою роль в нашей поездке.
Впереди ещё несколько часов дороги.
ДЕНЬ ТРЕТИЙ:
ЦЕНТРАЛЬНАЯ ЯВА И СТАРЫЙ КОЛОНИАЛИЗМ
06:30 завтрак – 08:00 первая локация в горах около Dieng Kulong – 10:00 дорога до следующей точки (100 км по серпантину) – 14:00 приехали на точку – 17:00 отправились в дорогу до Боробудура – 21:00 прибыли на ночёвку – 00:00 пошли спать
Сегодня мы продолжаем тестить удачу: у нас две совершенно нетуристические локации, которые мы выбирали по фото и по близости к маршруту. Первая точка находится в горах: судя по фото, это бассейны с минеральной водой прямо посреди джунглей.
Мы приезжаем на неприметную и совершенно пустую парковку и даже покупаем входные билетики: за группу из 7 человек 3 доллара. Мажемся репеллентами — и начинаем двигаться по тропе вдоль заросшего джунглями ущелья вверх. Идти нам что-то около получаса — кроме нас только природа. Вокруг звуки джунглей: стрекотание, гукание, жужжание и шорох листьев высоченных деревьев.
Главное, чтобы не пошёл дождь — это может случиться в любой момент. И главное не поскользнуться со всей техникой на громадных полусгнивших листьях, которыми усеяна тропинка.
Мы приходим к условному входу: палатке, где женщина предлагает чай и угадайте что? Правильно, лапшу быстрого приготовления. Она абсолютно равнодушна к нашему приходу: такое ощущение, что мы для неё такой же мираж, как и она для нас.
Помимо этого, место отличает маленькая мечеть, парочка хозяйственных построек — и три бассейна, один побольше и два поменьше. Вода в них мутного цвета из-за отложений солей и минералов. Пока команда снимает, я брожу по небольшой территории и вдруг думаю, что моя мечта быть Ларой Крофт исполнилась самым неожиданным образом.
Последние 9 лет я плотно погружена в психологию, и на одном из обучающих курсов мы вспоминали, кем хотели быть в детстве. Вспоминали, чем хотели заниматься и что вызывало живой восторг и уверенное любопытство до того, как внутренний компас начал барахлить из-за груза воспитания, общества и норм. Я в основном читала приключенческие книжки, а быть хотела Ларой Крофт. Вспомнила — и посмеялась, потому что это звучало совершенно нереалистично.
Во-первых, у меня никогда не будет такого размера груди.
Во-вторых и уже если серьёзно, я чувствовала себя растерянно, потому что Лара Крофт — это сказка, фантастика. А если же убрать часть истории про спасение мира, то это криминал. Какие выводы мне было про себя делать, я не знала.
И вот сейчас я лазаю по джунглям. По каким-то далёким местам и в удивительной компании в надежде найти сокровища, красивые кадры и истории. И я даже вожу скутер — не тут, но на Бали. Выходит, моя мечта сбылась?..
Мы приезжаем на неприметную и совершенно пустую парковку и даже покупаем входные билетики: за группу из 7 человек 3 доллара. Мажемся репеллентами — и начинаем двигаться по тропе вдоль заросшего джунглями ущелья вверх. Идти нам что-то около получаса — кроме нас только природа. Вокруг звуки джунглей: стрекотание, гукание, жужжание и шорох листьев высоченных деревьев.
Главное, чтобы не пошёл дождь — это может случиться в любой момент. И главное не поскользнуться со всей техникой на громадных полусгнивших листьях, которыми усеяна тропинка.
Мы приходим к условному входу: палатке, где женщина предлагает чай и угадайте что? Правильно, лапшу быстрого приготовления. Она абсолютно равнодушна к нашему приходу: такое ощущение, что мы для неё такой же мираж, как и она для нас.
Помимо этого, место отличает маленькая мечеть, парочка хозяйственных построек — и три бассейна, один побольше и два поменьше. Вода в них мутного цвета из-за отложений солей и минералов. Пока команда снимает, я брожу по небольшой территории и вдруг думаю, что моя мечта быть Ларой Крофт исполнилась самым неожиданным образом.
Последние 9 лет я плотно погружена в психологию, и на одном из обучающих курсов мы вспоминали, кем хотели быть в детстве. Вспоминали, чем хотели заниматься и что вызывало живой восторг и уверенное любопытство до того, как внутренний компас начал барахлить из-за груза воспитания, общества и норм. Я в основном читала приключенческие книжки, а быть хотела Ларой Крофт. Вспомнила — и посмеялась, потому что это звучало совершенно нереалистично.
Во-первых, у меня никогда не будет такого размера груди.
Во-вторых и уже если серьёзно, я чувствовала себя растерянно, потому что Лара Крофт — это сказка, фантастика. А если же убрать часть истории про спасение мира, то это криминал. Какие выводы мне было про себя делать, я не знала.
И вот сейчас я лазаю по джунглям. По каким-то далёким местам и в удивительной компании в надежде найти сокровища, красивые кадры и истории. И я даже вожу скутер — не тут, но на Бали. Выходит, моя мечта сбылась?..
Я в основном читала приключенческие книжки, а быть хотела Ларой Крофт.
...Рассматривая зелёную стену джунглей, пытаюсь представить, как сносило голову от местной красоты голландцам, которые приезжали сюда с продуваемых ветрами территорий. Здесь — всё живое. Миллион форм жизни, цветов, запахов, красок. Богатая культура танца, музыки, живописи, вдохновлённая и передающая райскую природу, и люди с тёмно-золотистым, как патока, цветом кожи, плавными формами и тёмными миндалевидными глазами. Какой же это был контраст по сравнению с холодной, чумной и покорёженной бесконечными войнами Европой того времени!
Сначала за пряностями. Сейчас даже сложно представить, насколько это было важно, ведь в любом магазине «Бедронка» есть пакетик со специями. В Новое время специи определяли судьбы стран и народов. Это иллюстрирует моя любимая история. Кто-нибудь найдёт острова Банда на карте? Я — нет. А Манхэттен найдёте? Когда-то голландцы совершили одну из самых невыгодных сделок в мировой истории: они обменяли Манхэттен, топкое место с воинственным местным населением, на острова Банда, где рос, парам-пам-пам, мускатный орех!
Судьбу Явы определяла Ост-Индская компания, основанная голландцами в начале XVII века. Тогдашняя королева и правительство дали не только монополию на все торговые операции с Востоком, но и право заключать союзы и соглашения, объявлять и вести войны, казнить и миловать местное население. Голландцы были так себе колонизаторами, если тут уместны какие-то градации. Они нещадно эксплуатировали местную землю, развивая монокультуры, и не были, в отличие от британцев в Индии, заинтересованы в образовании местного населения для того, чтобы те стали чиновниками на службе у империи. Поэтому голландский тут никто не знает и на нём не говорят.
Сначала за пряностями. Сейчас даже сложно представить, насколько это было важно, ведь в любом магазине «Бедронка» есть пакетик со специями. В Новое время специи определяли судьбы стран и народов. Это иллюстрирует моя любимая история. Кто-нибудь найдёт острова Банда на карте? Я — нет. А Манхэттен найдёте? Когда-то голландцы совершили одну из самых невыгодных сделок в мировой истории: они обменяли Манхэттен, топкое место с воинственным местным населением, на острова Банда, где рос, парам-пам-пам, мускатный орех!
Судьбу Явы определяла Ост-Индская компания, основанная голландцами в начале XVII века. Тогдашняя королева и правительство дали не только монополию на все торговые операции с Востоком, но и право заключать союзы и соглашения, объявлять и вести войны, казнить и миловать местное население. Голландцы были так себе колонизаторами, если тут уместны какие-то градации. Они нещадно эксплуатировали местную землю, развивая монокультуры, и не были, в отличие от британцев в Индии, заинтересованы в образовании местного населения для того, чтобы те стали чиновниками на службе у империи. Поэтому голландский тут никто не знает и на нём не говорят.
...Отбившись от комаров, так и не попав под дождь — хвала Индре! — мы под индонезийский рэпчик движемся в следующую точку на Центральной Яве.
Пейзаж за окном вдруг снова меняется: мы как будто в сказке «Тысяча и одна ночь». Всё миниатюрное: маленькие мечети, разноцветные, очень красивые. Маленькие домики с остроугольными крышами. Маленькие люди, я себя чувствую Гулливером со своим ростом 164 см. Узенькие улицы, настолько, что наш минибус не всегда даже может развернуться. Я прихожу в такой восторг, что не удерживаюсь от того, чтобы задать ужасно неполиткорректный вопрос нашим индонезийцам: «Вам правда тоже кажется, что здесь всё маленькое?» Но они удивлённо пожимают плечами, говорят: «Да нет, всё обычное».
Мы приближаемся к точке, из-за которой мы с Сашей на моменте подготовки серьёзно спорили. Я говорила: «Это полный стрём! Это место выглядит абсолютно непривлекательно». На что Саша отвечала: «Я своей документалистской чуйкой чую, что нам туда нужно».
И она была права, и я была права одновременно — это очень колоритное место, и это совершенно не инстаграмный уголок.
Мы приезжаем в деревню, в которой есть несколько бассейнов с горячими источниками. Ну как бассейны — это такие резервуары с водой, около которых построена минимальная инфраструктура, и в этой инфраструктуре сидит вся деревня, и царит атмосфера непередаваемой скуки. Я такую скуку ощущала только в детстве у бабушки в деревне, когда время б е с к о н е ч н о. Дел нет, из развлечений только велосипед и книжки, но и они уже надоели, и разве что можно ещё пособирать колорадских жуков.
Мы явно сенсация для всей деревни на месяцы вперёд. Посмотреть на нас подтягиваются все, от беззубых дедов до молодых девчонок. Улыбаются, здороваются, просят сфотографироваться — такого количества селфи ни я, ни Саша в жизни своей не делали. В отличие от Индии, кстати, это селфи-маньячество происходит вежливо.
Мы приближаемся к точке, из-за которой мы с Сашей на моменте подготовки серьёзно спорили. Я говорила: «Это полный стрём! Это место выглядит абсолютно непривлекательно». На что Саша отвечала: «Я своей документалистской чуйкой чую, что нам туда нужно».
И она была права, и я была права одновременно — это очень колоритное место, и это совершенно не инстаграмный уголок.
Мы приезжаем в деревню, в которой есть несколько бассейнов с горячими источниками. Ну как бассейны — это такие резервуары с водой, около которых построена минимальная инфраструктура, и в этой инфраструктуре сидит вся деревня, и царит атмосфера непередаваемой скуки. Я такую скуку ощущала только в детстве у бабушки в деревне, когда время б е с к о н е ч н о. Дел нет, из развлечений только велосипед и книжки, но и они уже надоели, и разве что можно ещё пособирать колорадских жуков.
Мы явно сенсация для всей деревни на месяцы вперёд. Посмотреть на нас подтягиваются все, от беззубых дедов до молодых девчонок. Улыбаются, здороваются, просят сфотографироваться — такого количества селфи ни я, ни Саша в жизни своей не делали. В отличие от Индии, кстати, это селфи-маньячество происходит вежливо.
Для яванцев мы так же экзотичны — две белые в шортах с короткими волосами, пирсингом и татуировками — как и они для нас.
Тем временем наш фиксер разговаривает с местными и возвращается с новостями.
— В самом главном бассейне, — радостно говорит Дидот, — лечат кожные болезни вроде экземы и псориаза. А вон этот дедушка уже несколько лет не ходит после инсульта, и его жена регулярно сюда приводит, поскольку после бассейна ему становится лучше.
Упомянутый дед и правда выглядит очень больным, но и без этой информации неизменно вежливые лица наших девчонок заметно дёргаются. Они тихонечко перешёптываются, глядя на нас, а мы тихонечко перешёптываемся, глядя на них. Девчонкам явно не улыбается лезть в эту воду. Придуманный компромисс звучит так: в главный бассейн они входят по колено, а в соседних закрытых и разделённых по полам уже плещутся во всю мощь.
Пока ребята записывают интервью, я сижу на холме, слушаю цикад, наблюдаю за фермером в треугольной шляпе и думаю о том, что всё это, конечно, сюрреалистично. Или абсурдно? В этом месте явно никогда ничего не происходило. Как если бы в Осиповичи вдруг приехало BBC для того, чтобы записать сюжет о том, как на полях копают картошку. Такой вот взгляд извне, через который местная культура себя узнаёт и осмысляет.
Для яванцев мы так же экзотичны — две белые в шортах с короткими волосами, пирсингом и татуировками — как и они для нас. Иногда даже думаю, можно ли весь этот проект и взгляд назнать неоколониалистичным? Как будто бы нет, потому что он затеян из огромного любопытства к тому, как тут всё устроено. Потому что восторг от познания красоты Другого — всё ещё один из главных наркотиков и для меня, и для моей компаньонки.
— В самом главном бассейне, — радостно говорит Дидот, — лечат кожные болезни вроде экземы и псориаза. А вон этот дедушка уже несколько лет не ходит после инсульта, и его жена регулярно сюда приводит, поскольку после бассейна ему становится лучше.
Упомянутый дед и правда выглядит очень больным, но и без этой информации неизменно вежливые лица наших девчонок заметно дёргаются. Они тихонечко перешёптываются, глядя на нас, а мы тихонечко перешёптываемся, глядя на них. Девчонкам явно не улыбается лезть в эту воду. Придуманный компромисс звучит так: в главный бассейн они входят по колено, а в соседних закрытых и разделённых по полам уже плещутся во всю мощь.
Пока ребята записывают интервью, я сижу на холме, слушаю цикад, наблюдаю за фермером в треугольной шляпе и думаю о том, что всё это, конечно, сюрреалистично. Или абсурдно? В этом месте явно никогда ничего не происходило. Как если бы в Осиповичи вдруг приехало BBC для того, чтобы записать сюжет о том, как на полях копают картошку. Такой вот взгляд извне, через который местная культура себя узнаёт и осмысляет.
Для яванцев мы так же экзотичны — две белые в шортах с короткими волосами, пирсингом и татуировками — как и они для нас. Иногда даже думаю, можно ли весь этот проект и взгляд назнать неоколониалистичным? Как будто бы нет, потому что он затеян из огромного любопытства к тому, как тут всё устроено. Потому что восторг от познания красоты Другого — всё ещё один из главных наркотиков и для меня, и для моей компаньонки.
Уже ночь, влажно, тихо, мы подъезжаем к месту очередного ночлега. Команда спит или болтает на индонезийском, а мы с Сашей обсуждаем, как было восхитительно чувствовать мир в первых путешествиях, когда нам было чуть больше 20.
Как ноздри трепетали от восторга, а глаза видели больше красоты, чем можно было в себя вместить. Как хотелось заглядывать за каждый поворот, потому что именно там начиналась та тропа, которая вела в новый, невообразимый мир. Мир, который невозможно было себе представить.
С возрастом и опытом представить себе можно уже много чего. Интернет и соцсети только добавляют к тому, что удивляться стало сложнее. Влюбляться — тоже.
И тут, подбираясь к центру Явы, я случайно словила это самое восхитительное ощущение на свете. Ощущение того, что мир свеж и умыт после дождя, тихо блестит разноцветными огнями и манит, звенит многоголосьем языков, которых я не знаю, людей, которых я не встречала, и судеб, которые я не могу себе вообразить. И когда каждый поворот может стать началом новой истории. Тёплая влажная ночь пахнет так, что легко потерять голову — и обнаружить себя случайно сошедшей с тропки своей привычной жизни.
Вспомнила, каково это — чувствовать дорогу.
Это лучше, чем секс.
Как ноздри трепетали от восторга, а глаза видели больше красоты, чем можно было в себя вместить. Как хотелось заглядывать за каждый поворот, потому что именно там начиналась та тропа, которая вела в новый, невообразимый мир. Мир, который невозможно было себе представить.
С возрастом и опытом представить себе можно уже много чего. Интернет и соцсети только добавляют к тому, что удивляться стало сложнее. Влюбляться — тоже.
И тут, подбираясь к центру Явы, я случайно словила это самое восхитительное ощущение на свете. Ощущение того, что мир свеж и умыт после дождя, тихо блестит разноцветными огнями и манит, звенит многоголосьем языков, которых я не знаю, людей, которых я не встречала, и судеб, которые я не могу себе вообразить. И когда каждый поворот может стать началом новой истории. Тёплая влажная ночь пахнет так, что легко потерять голову — и обнаружить себя случайно сошедшей с тропки своей привычной жизни.
Вспомнила, каково это — чувствовать дорогу.
Это лучше, чем секс.
ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ:
БОРОБУДУР И РЕЛИГИЯ
04:00 завтрак - 08:00 съёмка ритуала - 13:00 съёмки в Боробудуре - 17:00 прощание с девчонками - 19:00 ужин и внезапное открытие
Время нелинейно, и особенно это ощущается в дороге. Часы растягиваются и ощущаются как дни, дни — как недели, недели — как месяцы. Два года кругосветки шли как года четыре обычной жизни. Чем бо́льшим количеством новизны наполнено время, тем как более долгое оно переживается. Поэтому в детстве время бесконечно, а с возрастом начинает лететь со скоростью света.
Во время съёмок на Яве каждый день идёт за три. Вот только сна, к сожалению, это не касается.
Этой ночью его опять было отвратительно мало — в 4 утра нас уже ждал завтрак. У нашей индонезийской команды это рис, мясо и рисовые чипсы, у нас кофе и фрукты. Есть рис в 4 утра я не в состоянии. Да и фрукты заходят с трудом, но надо — впереди самый долгий съёмочный день.
Первая задача — снять ритуал Кеджавен. «Википедия» говорит, что это полузабытая религия, смесь анимизма и индуизма, которая была распространена на Яве ещё до прихода ислама. Гид настаивает, что это что-то аутентичное — это он нам сосватал этих ребят. Мы обе не совсем понимаем, что это будет, туристический развод или нет, но решаем попробовать.
Приезжаем на задворки какой-то деревни, в место, где строят маленький храмик. Строители в резиновых сапогах и дождевиках недоумённо провожают взглядом нашу процессию из десятка человек. Водный ритуал будет проходить в маленьком искусственном пруду — перед нашим приходом в нём плескались деревенские мальчишки. Помощники жрецов приносят цветы, фрукты и красивые саронги.
Жрецы очень земные: один с дредами и всё время курит, второй в основном молчит и улыбается. Девчонки переодеваются в саронги, и после короткой молитвы идут в воду. Это чем-то напоминает крещение: что-то тихо приговаривая, жрецы поливают головы девчонок водой — и вдруг одна из них начинает плакать. Так по-настоящему и искренне, что воздух вдруг цепенеет и на несколько минут становится очень тихо. Время как будто замирает, пока Ниса, а затем и Амелия плачут в искусственном пруду около строящегося храма под начинающимся дождём.
Дух живёт там, где хочет.
Во время съёмок на Яве каждый день идёт за три. Вот только сна, к сожалению, это не касается.
Этой ночью его опять было отвратительно мало — в 4 утра нас уже ждал завтрак. У нашей индонезийской команды это рис, мясо и рисовые чипсы, у нас кофе и фрукты. Есть рис в 4 утра я не в состоянии. Да и фрукты заходят с трудом, но надо — впереди самый долгий съёмочный день.
Первая задача — снять ритуал Кеджавен. «Википедия» говорит, что это полузабытая религия, смесь анимизма и индуизма, которая была распространена на Яве ещё до прихода ислама. Гид настаивает, что это что-то аутентичное — это он нам сосватал этих ребят. Мы обе не совсем понимаем, что это будет, туристический развод или нет, но решаем попробовать.
Приезжаем на задворки какой-то деревни, в место, где строят маленький храмик. Строители в резиновых сапогах и дождевиках недоумённо провожают взглядом нашу процессию из десятка человек. Водный ритуал будет проходить в маленьком искусственном пруду — перед нашим приходом в нём плескались деревенские мальчишки. Помощники жрецов приносят цветы, фрукты и красивые саронги.
Жрецы очень земные: один с дредами и всё время курит, второй в основном молчит и улыбается. Девчонки переодеваются в саронги, и после короткой молитвы идут в воду. Это чем-то напоминает крещение: что-то тихо приговаривая, жрецы поливают головы девчонок водой — и вдруг одна из них начинает плакать. Так по-настоящему и искренне, что воздух вдруг цепенеет и на несколько минут становится очень тихо. Время как будто замирает, пока Ниса, а затем и Амелия плачут в искусственном пруду около строящегося храма под начинающимся дождём.
Дух живёт там, где хочет.
Дождь полил вовсю, когда мы закончили съёмки Кеджавена. Мы спешно отправились к Боробудуру — оставалось надеяться, что на подъезде к самому большому храмовому комплексу в мире ливень закончится. Индра нам благоволил, и мы ни разу не попали за эти дни под дождь прямо во время съёмок.
Мне нравится перекатывать это слово на языке — Боррробудуррр. Комплекс был построен где-то в IX веке, но был действующим всего лет сто, пока индуизм, а затем ислам не стали главенствующими религиями на этой территории. Про Боробудур забыли на целую тысячу лет – за это время он успел превратиться в кучу камней посреди джунглей. Обнаружил его заново англичанин Стэмфорд Раффлз, тогдашний губернатор Явы и будущий основатель Сингапура, который в 1814 году поехал искать легендарный «мёртвый город». Ещё спустя сто лет Боробудур наконец восстановили, а в середине XX века стало понятно, что и этого мало. Землю под храмом размывали грунтовые воды, и чтобы его спасти, создали коалицию из 28 стран. Восстанавливали комплекс 12 лет: перебрали камни по одному, покрыли каждый специальным раствором, сделали дренажную систему, чтобы холм не разваливался, — и собрали самое большое в мире «Лего» обратно.
Я специально ничего не читала про современный Боробудур, чтобы быть чуть-чуть очарованной. Но в момент, когда гид начинает торопиться, потому что билеты у нас на конкретное время, я понимаю, что о романтической встрече со святыней речи не идёт. Моё удивление достигает пика, когда мы приезжаем — и я вижу перед собой исторический Диснейленд. Несколько парковок, везде туалеты, пандусы, везде камеры и ворота — и даже бусики, которые везут нас до специального подъёмника на холм. Всё чисто, всё удобно, какая уж тут заброшка посреди джунглей. Нам даже выдают специальные сандалии: видимо, чтобы оправдать билет в 20 долларов — по местным меркам дорогущий.
Мне нравится перекатывать это слово на языке — Боррробудуррр. Комплекс был построен где-то в IX веке, но был действующим всего лет сто, пока индуизм, а затем ислам не стали главенствующими религиями на этой территории. Про Боробудур забыли на целую тысячу лет – за это время он успел превратиться в кучу камней посреди джунглей. Обнаружил его заново англичанин Стэмфорд Раффлз, тогдашний губернатор Явы и будущий основатель Сингапура, который в 1814 году поехал искать легендарный «мёртвый город». Ещё спустя сто лет Боробудур наконец восстановили, а в середине XX века стало понятно, что и этого мало. Землю под храмом размывали грунтовые воды, и чтобы его спасти, создали коалицию из 28 стран. Восстанавливали комплекс 12 лет: перебрали камни по одному, покрыли каждый специальным раствором, сделали дренажную систему, чтобы холм не разваливался, — и собрали самое большое в мире «Лего» обратно.
Я специально ничего не читала про современный Боробудур, чтобы быть чуть-чуть очарованной. Но в момент, когда гид начинает торопиться, потому что билеты у нас на конкретное время, я понимаю, что о романтической встрече со святыней речи не идёт. Моё удивление достигает пика, когда мы приезжаем — и я вижу перед собой исторический Диснейленд. Несколько парковок, везде туалеты, пандусы, везде камеры и ворота — и даже бусики, которые везут нас до специального подъёмника на холм. Всё чисто, всё удобно, какая уж тут заброшка посреди джунглей. Нам даже выдают специальные сандалии: видимо, чтобы оправдать билет в 20 долларов — по местным меркам дорогущий.
Технически Боробудур организован как девятиуровневая пирамида — верхний уровень символизирует нирвану, — и на осмотр самого комплекса у нас всего полчаса. И только с гидом. Мы стараемся от гида отстать — хочется тишины и рассмотреть этот самый большой в мире каменный комикс: на каждом камне высечены картины из жизни Будды. Ближе к земле — бытовой пласт истории принца Гаутамы, причём одежда, транспорт, музыкальные инструменты той эпохи воссозданы очень точно. Чем ближе к вершине, тем более абстрактными становятся страницы комикса. Говорят, чтобы внимательно осмотреть весь Боробудур, нужно две недели — инфа от француженки, изучающей буддизм, которая была в туристической группе с нами вместе.
Через полчаса нам нужно выходить из Боробудура, и Саша с девочками отправляются записать последние кадры около храма. А я брожу по окружающей территории и перекатываю на языке вкус горечи. С одной стороны, прекрасно, что святыня в таком состоянии. С другой, из-за всех формальностей и строгости процедур — чтобы войти на первый уровень, надо пройти сквозь турникет! — как будто становится сложнее что-то почувствовать.
Впрочем, сильно погрустить времени нет: со мной постоянно фотографируются школьники. Сейчас не сезон, и других белых практически нет. В какой-то момент до меня доходит, что ещё одной причиной энтузиазма может быть то, что платье на мне из тонкой ткани, которая просвечивает. Я это платье надевала только в пляжных районах Бали, и там это никого не удивляло. Эти дни на Яве я не вылезала из шорт и майки, а на встречу с Боррободурром решила вот надеть платье. Настолько underdressed я не ощущала себя давно. И стыдно, что моя пляжная балийская одежда на Яве неуместна, и даже радостно, потому что, значит, демоны массового туризма ещё не высосали душу из этого места.
Через полчаса нам нужно выходить из Боробудура, и Саша с девочками отправляются записать последние кадры около храма. А я брожу по окружающей территории и перекатываю на языке вкус горечи. С одной стороны, прекрасно, что святыня в таком состоянии. С другой, из-за всех формальностей и строгости процедур — чтобы войти на первый уровень, надо пройти сквозь турникет! — как будто становится сложнее что-то почувствовать.
Впрочем, сильно погрустить времени нет: со мной постоянно фотографируются школьники. Сейчас не сезон, и других белых практически нет. В какой-то момент до меня доходит, что ещё одной причиной энтузиазма может быть то, что платье на мне из тонкой ткани, которая просвечивает. Я это платье надевала только в пляжных районах Бали, и там это никого не удивляло. Эти дни на Яве я не вылезала из шорт и майки, а на встречу с Боррободурром решила вот надеть платье. Настолько underdressed я не ощущала себя давно. И стыдно, что моя пляжная балийская одежда на Яве неуместна, и даже радостно, потому что, значит, демоны массового туризма ещё не высосали душу из этого места.
Про Боробудур забыли на целую тысячу лет — за это время он успел превратиться в кучу камней посреди джунглей.
...Иии всё! Последний кадр записан — хлопаем друг дружке и фоткаемся в десятке разных поз на фоне Боробудура. Времени осознать особо нет: нам надо уже быстро ехать в сторону Джокьякарты, или Джогджи, чтобы успеть посадить девчонок на обратный поезд. Правда, совсем рядом с нами место, которое мы обе ооочень хотим увидеть после фильма Вернера Херцога про вулканы. Заметно нервничающий Дидот — профессиональный гид всегда следит за временем — в итоге соглашается сделать небольшой крюк с условием, что у нас будет полчаса. Потирая руки, мы едем к Чикен Темплу.
Как пишется, так и выглядит — это храм в виде огромной курицы. Точнее, это не курица, а голубь мира. Клянусь, если бы мне это не рассказали, я бы не догадалась. Это храм всем религиям, который не совсем понятно кто начал строить лет 30 назад. Но что-то пошло не так, денег на строительство не хватило, и долго храм стоял заброшенным. Хотелось увидеть ту самую диковатую заброшку из фильма — получилось очередную массовую туристическую достопримечательность. Храм почистили, достроили, подрисовали, дорогу проложили и магазин с сувенирами поставили. Всё.
Можно ли проникнуться местом, если оно вылизано массовым туризмом?..
Первооткрывателем быть в современном мире всё сложнее. А может, уже и невозможно.
Как пишется, так и выглядит — это храм в виде огромной курицы. Точнее, это не курица, а голубь мира. Клянусь, если бы мне это не рассказали, я бы не догадалась. Это храм всем религиям, который не совсем понятно кто начал строить лет 30 назад. Но что-то пошло не так, денег на строительство не хватило, и долго храм стоял заброшенным. Хотелось увидеть ту самую диковатую заброшку из фильма — получилось очередную массовую туристическую достопримечательность. Храм почистили, достроили, подрисовали, дорогу проложили и магазин с сувенирами поставили. Всё.
Можно ли проникнуться местом, если оно вылизано массовым туризмом?..
Первооткрывателем быть в современном мире всё сложнее. А может, уже и невозможно.
Намного веселее Боробудура и Чикен Темпла оказалась обратная дорога на вокзал — мы наконец-то расчехлили автокараоке! Оказалось, что во многих азиатских автобусах и маршрутках есть встроенное караоке, и любой бус легко превращается в пати-бус. Мы горланим Адель, подвываем индонезийским хитам и едем через ливень на вокзал.
Прощаемся с девушками, — времени погрустить нет, — на последнем издыхании въезжаем в Джокьякарту. Я точно на последнем издыхании, Саша тоже как-то не бодра, даже замедлена и зевает — утомлённой свою подругу я вижу редко. А Дидот говорит, что он вообще норм: он по две недели возит группы туристов, и наш жилистый друг потому вынослив, как гончая.
Во время прощального ужина с оставшейся командой лениво обсуждаем, как всё прошло, и хором радуемся тому, как всё было гладко несмотря на специфический формат съёмок. Гид закуривает сигаретку, выдыхает дымок и внезапно выдаёт шок-контент.
— Решил вам не говорить, но одна из девушек — дочка крупной правительственной шишки, военного генерал-губернатора острова Борнео, куда хотят перенести столицу Индонезии. Я, честно говоря, переживал, как ей будет, — заговорщицки говорит гид. Глядя на наши вытянувшиеся лица, добавляет: — Она вряд ли привыкла к простой жизни.
У меня отвисает челюсть — мы переглядываемся с Сашей и начинаем нервно хохотать, вспоминая самый первый дом, в котором мы жили, с тараканами и паутиной.
Возможно, в следующий раз я услышу имя нашей новой подруги в новостях.
Прощаемся с девушками, — времени погрустить нет, — на последнем издыхании въезжаем в Джокьякарту. Я точно на последнем издыхании, Саша тоже как-то не бодра, даже замедлена и зевает — утомлённой свою подругу я вижу редко. А Дидот говорит, что он вообще норм: он по две недели возит группы туристов, и наш жилистый друг потому вынослив, как гончая.
Во время прощального ужина с оставшейся командой лениво обсуждаем, как всё прошло, и хором радуемся тому, как всё было гладко несмотря на специфический формат съёмок. Гид закуривает сигаретку, выдыхает дымок и внезапно выдаёт шок-контент.
— Решил вам не говорить, но одна из девушек — дочка крупной правительственной шишки, военного генерал-губернатора острова Борнео, куда хотят перенести столицу Индонезии. Я, честно говоря, переживал, как ей будет, — заговорщицки говорит гид. Глядя на наши вытянувшиеся лица, добавляет: — Она вряд ли привыкла к простой жизни.
У меня отвисает челюсть — мы переглядываемся с Сашей и начинаем нервно хохотать, вспоминая самый первый дом, в котором мы жили, с тараканами и паутиной.
Возможно, в следующий раз я услышу имя нашей новой подруги в новостях.
Читать ещё
Как Sauna Channel оказался в Индонезии
Выходные в Джокьякарте и послесловие
